Валентин Александрович Серов Иван Иванович Шишкин Исаак Ильич Левитан Виктор Михайлович Васнецов Илья Ефимович Репин Алексей Кондратьевич Саврасов Василий Дмитриевич Поленов Василий Иванович Суриков Архип Иванович Куинджи Иван Николаевич Крамской Василий Григорьевич Перов Николай Николаевич Ге
 
Главная страница История ТПХВ Фотографии Книги Ссылки Статьи Художники:
Ге Н. Н.
Васнецов В. М.
Касаткин Н.А.
Крамской И. Н.
Куинджи А. И.
Левитан И. И.
Малютин С. В.
Мясоедов Г. Г.
Неврев Н. В.
Нестеров М. В.
Остроухов И. С.
Перов В. Г.
Петровичев П. И.
Поленов В. Д.
Похитонов И. П.
Прянишников И. М.
Репин И. Е.
Рябушкин А. П.
Савицкий К. А.
Саврасов А. К.
Серов В. А.
Степанов А. С.
Суриков В. И.
Туржанский Л. В.
Шишкин И. И.
Якоби В. И.
Ярошенко Н. А.

на правах рекламы

Рекомендуем к покупке лучшие масла, воски, краски Osmo (Осмо) из Германии.. . - все - 0,005 л (1) 0,06 л (1) 0,2 л (1) 0,5 л (13) 0,15 л (1) 0,125 л (127) 0,375 л (6) 3 л (1) 0,75 л (117) 1 л (26) 2,5 л (129) 5 л (3) 10 л (6) 25 л (5) Болеее 100 лет Osmo ( Осмо) из Германии - специалист по древесине и краске. Сегодня Osmo – ведущий поставщик современных отделочных материалов из древесины для дома и сада и единственный производитель, который выпускает покрытия для дерева на основе собственной оригинальной рецептуры.

Третья жертва

Три смерти в один день случаются только в триллерах или любовных мелодрамах. Представить, что в один и тот же день, год за годом, будут уходить из жизни самые близкие, просто невозможно. Подобный сюжет вряд ли придет в голову даже автору самых душещипательных мелодрам или детективов. От таких роковых совпадений недолго и рассудок потерять. 3 января 1910 года сразу несколько газет сообщили о самоубийстве Г. С. Щукина, второго сына С. И. Щукина. «Еще одна жертва... Какой–то фатальный рок семейного распада. В годовщину смерти матери Григорий Щукин был у обедни. Горячо молился, затем всю ночь катался, словно желая надышаться дыханием жизни. Рано утром он вернулся, прошел к себе в комнату и, отослав прислугу, выстрелил в сердце. Врачи констатировали самоубийство "в припадке расстройства умственных способностей"».

«Художественно отделанный особняк Щукиных живет в эти дни особой жизнью. Тихим настроением смерти. В большом зале, весь покрытый живыми цветами, лилиями, белыми, красными розами, стоит гроб. Кругом целая оранжерея цветов. Красные цветы — гвоздики и розы, красные ленты. Весь потолок увешан гирляндами, а прямо против гроба венок из желтых ромашек. Широкие желтые ленты, с которых золотыми буквами глядит на вас скорбно трепещущий болью вопрос сестры: "Камо грядеши?" Вся богатая Москва перебывала на панихиде в доме Щукиных. Крупное, именитое купечество, золотая молодежь — товарищи покойного и немало художников». И. С. Остроухов даже написал Боткиной, что «похороны были с намеком на баумановские» — слишком уж много народу пришло проститься с Гришей.

«Это четвертое несчастье, которое постигает семью Щукиных за последнее время. Два года назад исчез старший сын (на самом деле в 1905 году, и не старший, а младший. — Я. С.), тоже юноша, Сергей Сергеевич. Долго искали его родители, прибегая к газетным публикациям, и только через полгода труп погибшего был найден в Москве–реке. Уцелевшая записка в кармане его платья дала возможность решить, что не посторонняя рука лишила его жизни. Вскоре вслед за тем скончалась в полном расцвете сил жена С. И. Щукина, совершенно неожиданно простудившись. Год тому назад (два года назад. — Н. С.) покончил с собой брат Сергея Ивановича — Иван Иванович». Корреспондент «Голоса Москвы» был отлично информирован и не пропустил ни единой подробности из захватывающей саги о семействе Щукиных.

О «роковом январе» и «зловещем крыле смерти», вновь «осенившем» видную купеческую семью, написали практически все. Такие леденящие душу трагедии, которые обрушились на Щукиных, случались не часто даже в эпоху «душевной усталости», как кто–то назвал последовавшие за 1905–м годы. В России разразилась настоящая эпидемия самоубийств: стрелялись поодиночке, вдвоем и даже втроем, давая газетчикам обильную пищу для сенсаций. Смерть сделалась излюбленной темой повестей и романов, вспоминал Корней Чуковский; ее воспевали в восторженных гимнах, возводили в культ, и тайные общества самоубийц перестали быть фантазией писателей. За несколько месяцев до смерти Гриши, осенью 1909–го, застрелялась близкая приятельница Кати Щукиной Ольга Грибова. За ней последовал ее юный друг, а за ними пустил себе пулю и третий участник запутанного любовного треугольника, 28–летний миллионер Николай Тарасов, покровитель Художественного театра и основатель популярного кабаре «Летучая мышь». По Москве ходили слухи, что купеческая дочь Ольга Грибова оказалась роковым увлечением не одного Н. Л. Тарасова. Из–за нее якобы стрелялся, но остался жив купец–меценат Николай Рябушинский; намекали, что ее кокетство могло оказаться поводом и к самоубийству Григория Щукина.

Было это всего лишь сплетней или нет, наверняка сказать нельзя. Младших Щукиных, Гришу и Сережу, «славных черноглазых мальчиков» с детских фотокарточек, в письмах и мемуарах редко кто упоминает. Про Гришу хотя бы известно, что он учился в Поливановской гимназии вместе со старшим братом Ваней, был шафером на свадьбе дяди Петра Ивановича и по поручению отца ездил в Париж, помогать в ликвидации имущества другого своего дяди — Ивана Ивановича, Судя по рассказам старшего брата, Гриша страдал серьезным дефектом слуха — то ли после перенесенной в детстве болезни, то ли после несчастного случая, поэтому Беверли Кин и пишет, что Григорий Сергеевич был глухим. Глухим — вряд ли, а вот то, что и Гриша, и Сережа были душевно не здоровы и справиться со своей болезнью не сумели, сомнению не подлежит. Психиатр наверняка поставил бы более точный диагноз.

Психиатрия как наука к началу XX века начала расцветать: создатель психоанализа профессор Зигмунд Фрейд практиковал в Вене, а Карл Юнг в Цюрихе разрабатывал теорию «аналитической психологии». Природу депрессий, психозов и всевозможных фобий ученые только начинали изучать, но разобраться в сложных лабиринтах человеческой психики, увы, не могут до сих пор. Начало века, с одной стороны, было временем расцвета оккультных течений — спиритуализм Елены Блаватской, антропософия Рудольфа Штейнера, а с другой — новых направлений в науке: генетики, физиологии. Вопросы закономерности наследования и изменчивости признаков у человека интересовали не только генетиков. Савва Морозов, к примеру, попытался высчитать процент нервных и психических больных среди третьего поколения крупных промышленников, для чего проанализировал не только крупнейшие русские, но и американские кланы. Вопрос этот волновал его лично — вероятно, предчувствовал собственный трагический конец. Сам Савва Тимофеевич покончил с собой в сорок четыре года — выстрел в сердце весной 1905 года в отеле на Лазурном Берегу «в припадке нервного расстройства». Морозовская теория о вырождении именитых купеческих родов была не столь уж абсурдна: браки между родственниками в сочетании с сифилисом, которым мало кто не переболел из представителей старшего поколения (за легкомысленные удовольствия приходилось платить), рисовали неутешительную картину. Число глухонемых, горбатых и психически больных в многодетных семьях Боткиных, Морозовых, Третьяковых, Щукиных, Хлудовых выходило за пределы нормы. Взять хотя бы одну только боткинскую линию, родичей Щукиных по материнской линии: кузина Анетта Боткина (родная сестра Надежды Боткиной–Остроуховой) почти всю жизнь прожила в санатории для душевнобольных; психическим расстройством под конец жизни страдали кузен Федор Боткин, его отец и дядя.

В момент самоубийства Гриши Сергея Ивановича в Москве не было. С середины ноября он лечился в Париже у окулистов («в самую жару в Сахаре поехал верхом, потерял шляпу, упал с лошади, ну и получилось довольно плохо»). «Одно время боялся плохого исхода, но теперь зрение восстановлено, — писал Сергей Иванович 1 января 1910 года по новому стилю И. С. Остроухову. — ...Настроение теперь мое спокойное, но пришлось пережить тяжелые испытания. Хворать же глазами одному, в чужом городе, очень трудно. Меня утешала только мысль, что если мне пришлось бы испытать участь царя Эдипа, то я заранее приготовил себе двух Антигон в виде своих девочек–воспитанниц. Не знаю, когда вернусь в Москву. Мне не хочется ехать, не вполне поправившись». Выехать же пришлось, причем срочно.

После смерти Гриши Н. П. Вишняков, не пропускавший ни одной московской сплетни, записал в дневнике, что все дети Щукина были ненормальные, а их отец «увлекался декадентствующей живописью и собирал невозможный хлам». Вывод напрашивался сам собой: странные, пугающие картины, которые собирал сумасшедший отец, свели его детей с ума. Тут же вспомнили, что Щукины устроили детскую в бывшей домовой церкви1. «В плафоне и на фризах... были видны священные изображения, и это так не вязалось с картинами самых крайних уклонов французской живописи, что висели по стенам. И эта комната, бывшая церковь, была отведена для мальчиков... Там они жили своей юношеской, свободной жизнью, и так как именно с ними было потом в жизни неблагополучно, то Москва приписала это тому, что жизнь юношей в бывшей церкви — есть дело неладное», — вспоминал С. А. Виноградов.

Причина конечно же была не в комнате и не в росписях религиозного содержания. Виной всему были излучавшие невероятно мощную энергию картины (не случайно коллекционеры стараются в спальнях ничего не вешать). Дочь Щукина вспоминала, что живопись приводила отца в возбуждение — понравившаяся картина вызывала в нем внутреннюю дрожь. Сенситивный Сергей Иванович чувствовал «настоящую вещь» так же, как экстрасенс или медиум чувствует человека. В парфюмерном бизнесе ценятся «нюхачи», обладающие обостренным нюхом на запахи. Такие же «нюхачи» встречаются среди коллекционеров и искусствоведов, поскольку ценность произведения искусства, не говоря уже о его подлинности, во многом базируется на интуиции эксперта, а не только на технологическом анализе холста.

Среди картин способны жить далеко не все, особенно когда их много или очень много. Тут–то и может проявиться «синдром Стендаля», суть которого состоит в избыточном возбуждении, испытываемом находящимся «в зоне воздействия» объектов искусства. На неокрепшую детскую психику каждодневное созерцание сотен необычных, а порой просто пугающих холстов действует крайне отрицательно. Вдобавок дети коллекционеров, как правило, ревнуют родителей к картинам и книгам, словно к одушевленным предметам, — им кажется, что покрытые краской полотна «отнимают» у них отцов. В отместку за потраченные на картины средства и время наследники торопятся избавиться от коллекций. Но родители их опережают и заранее завещают свои собрания музеям. Иной возможности сохранить то, чему было отдано столько душевных сил, у коллекционера не существует.

С. И. Щукин завещал свою галерею городу в январе 1907 года. В мае 1910 года, пять месяцев спустя после кончины Гриши, Сергей Иванович пожертвовал 100 тысяч рублей на создание Психологического института при кафедре философии историко–филологического факультета Московского университета. Деньги предназначались на постройку нового научного учреждения, призванного заниматься исследованием причин психических заболеваний, изучением роли наследственности в том числе. Последнее волновало жертвователя в особенности, поскольку касалось его лично. Идея Психологического института принадлежала профессору Георгию Ивановичу Челпанову, в психологическом семинаре которого с 1907 года занимался увлекшийся экспериментальной психологией Иван Щукин. Он и его друзья уговорили отца помочь Челпанову. «Доброе дело сделаете и сами прославитесь», — убеждали они Сергея Ивановича, искавшего возможность увековечить память жены. Профессор Челпанов, автор курса «Мозг и душа» (одно уже это название подействовало на старшего Щукина), выполняет все его условия: будущий Психологический институт получает имя Лидии Григорьевны Щукиной и строится на университетской территории на Моховой улице. Г. И. Челпанов специально плывет за океан, чтобы познакомиться с устройством подобных лабораторий при американских университетах. По возвращении профессор вносит незначительные поправки в проект здания, а жертвователь — еще двадцать тысяч на оборудование лабораторий. «Психологический институт имени Л. Г. Щукиной» открывается в ноябре 1911 года (кроме надписи на фронтоне и памятной мраморной доски с именем Л. Г. Щукиной никаких иных упоминаний о жертвователе не было). Созданный на щукинские средства институт становится крупнейшим учреждением по экспериментальной психологии не только в Европе, но и во всем мире. Забегая вперед скажем, что в 1924 году Психологический институт, единственный в России готовивший отечественных психологов — специалистов малоизвестного и нового направления науки, будет переименован в Государственный институт экспериментальной психологии, надпись на фронтоне вырубят, и любые упоминания о Л. Г. Щукиной, не говоря уже о ее муже, исчезнут.

Даже самые богатые пожертвования не могли поправить репутацию С. И. Щукина, окончательно пошатнувшуюся после самоубийства двух сыновей. Личная жизнь старшего сына и дочери тоже давала повод покуражиться желтой прессе. Катя Щукина вышла замуж, не дождавшись окончания траура по матери, Иван женился, не оплакав как положено брата Григория. Семейная жизнь не задалась ни у сестры, ни у брата. Иван Сергеевич разъехался с супругой спустя несколько месяцев после женитьбы. История его столь стремительной свадьбы в пересказе все того же Вишнякова выглядела следующим образом. На одном из благотворительных базаров купец–меценат Николай Рябушинский представил Ивану очаровательную продавщицу цветов — дочь служащего при университете Машу Кононову. Со стороны младшего Щукина последовало скоропалительное объяснение, а за ним и свадьба. «Недолго счастье длилось». Выяснились пикантные подробности прошлых отношений Маши с Рябушинским. Покидая особняк в Знаменском, молодая потребовала полмиллиона содержания. Супруги сошлись на шестидесяти тысячах ежегодного пенсиона. В ноябре 1911 года состоялся официальный развод, после которого Мария Моисеевна отправилась в Италию, а на Ивана Сергеевича церковь наложила семилетнюю епитимью, нисколько не помешавшую его многолетнему роману с танцовщицей Императорского балета Федоровой–второй.

Примерно тогда же расстроился и брак Кати Щукиной, вышедшей замуж в семнадцать лет. Екатерина Сергеевна была красива и обаятельна, но чересчур экстравагантна — желание эпатировать буржуа доставляло ей не меньшее удовольствие, чем отцу. Дочь инспектора Училища живописи, актриса Софья Гиацинтова вспоминала, что на шее Катя носила страшное боа — привезенную из Египта большую жирную змею, правда, с вынутым жалом. Были у нее и настоящие драгоценности, к примеру шикарное жемчужное ожерелье, уступавшее лишь жемчугам величественной Маргариты Кирилловны Морозовой. Екатерина Сергеевна в молодости была большая оригиналка и самозабвенно отдавалась очередному капризу парижской моды. Сегодня она точно сделала бы пирсинг, а в 1910–х годах надела на свои великолепные зубы золотые коронки с большими бриллиантами: когда Катя улыбалась, камни ослепительно сверкали. Катя Щукина, как вспоминал Андрей Белый, «была барышней бойкой и способной на все»: «Сережа (Соловьев. — Н. С.), учившийся с сыном Щукина, одно время дружил с Катей Щукиной. Она пригласила Сережу в шаферы (на свою свадьбу); Сережа ей заявил: он согласен — с условием, что будет в красной рубахе, в смазных сапогах: Кате это понравилось; папаша же не позволил, Сережа отказался от шаферства». Катя же нарочно венчалась с Петром Христофоровым в красном платье, потрясая воображение собравшихся на ее свадьбе гостей.

Катиной свекровью стала Клеопатра Петровна Христофорова, известная московская антропософка и страстная поклонница Рудольфа Штейнера. Ее сына Петю оккультные учения не привлекали, зато, как вскоре выяснилось, он имел неудержимую привязанность к шампанскому. К этому напитку зять Щукина сумел пристрастить даже любимую собачку жены Сильву. Знаменитая в округе Знаменки и Арбата собачка была привезена любимой дочери из Парижа вместе с саквояжем, полным собачьих туалетов, — башмачков, попонок и передничков со специальными карманчиками для котлеток. П. Д. Христофоров любил обедать в «Праге», где ему и сопровождавшей его Сильве обычно подавали шампанское. Выходили они из ресторана сытые и довольные. Тут Сильва проделывала свой коронный номер: танец на задних лапках и падение в обморок, приводя в восторг зевак на Арбатской площади.

Через три года Катя разошлась с мужем, забрала маленького Илью и вскоре вышла замуж во второй раз — за приятеля старшего брата. Второй брак был более респектабельным. Екатерина Сергеевна сделалась графиней — молодой граф Михаил Келлер происходил из знатной прусской фамилии, в которой были и видные дипломаты, и военные (дети демократичного Щукина всячески симпатизировали аристократии). С новым замужеством эксцентричности у нее несколько поубавилось. Единственной экстравагантной выходкой был выбор имен, которые супруги дали своим детям. Мальчиков нарекли Рупертом, Германом и Гарольдом, а девочек — Руфиной и Каллистой. Было ли это данью памяти далеким предкам Келлеров, чей род вел свое происхождение от тевтонских рыцарей, или увлечению германскими балладами, не знал никто.

Примечания

1. Домовая церковь во дворце Трубецких была освящена в 1777 году, но давно не использовалась по своему назначению и была превращена в детскую. «Я спала в алтаре», — вспоминала одна из воспитанниц С. И. Щукина.

Предыдущая страница К оглавлению Следующая страница

 
 
На санях
А. С. Степанов На санях
Ифигения в Тавриде
В. А. Серов Ифигения в Тавриде, 1893
Мальчик мастеровой
В. Г. Перов Мальчик мастеровой, 1865
Великий постриг
М. В. Нестеров Великий постриг, 1898
За приворотным зельем
М. В. Нестеров За приворотным зельем, 1888
© 2024 «Товарищество передвижных художественных выставок»