О Веласкесе

То, что этот человек мог, только способно отшибить охоту. Все перед ним и мелко, и бледно, и ничтожно. Этот человек работал не красками и кистями, а нервами. Для меня никаких объяснений не нужно, я слышу говорящего Веласкеса, и самым красноречивым языком; это — уничтожающее, других выражений не знаю. Это перестает быть возможным. Давно уже, еще в 69 году, в бытность свою за границей, я его особенно полюбил и выделил из всех. Теперь же, чем дальше, удивление все возрастает, именно удивление. Боже мой, много я знаю превосходных вещей, много было художников, от которых иметь только половину — значит заслужить очень солидную репутацию, но это что-то совсем особенное. Смотрю на него и чувствую нервами своего существа: этого не достигнешь, это неповторяемо. Он не работает, он творит, так вот просто берет какую-то массу и месит, и, как у господа бога, шевелится, смотрит, мигает даже, и в голову не приходит ни рельеф, ни рисунок, ни даже краски, ничего. Это черт знает что такое. Любил я когда-то Вандика (да у него и есть два-три экземпляра), но не всегда я мог понять, что тут такое есть. О Рембрандте и говорить нечего — его и теперь люблю... но Веласкес — далеко вон, за черту возможного (для меня), потому что там нечего понять, нечему научиться, им надо быть... Однако ж надобно остановиться, а то я никогда не кончу, а Вы еще затронули в Вашем письме, чтобы я кое-что взял от него. Нет, Владимир Васильевич, ничего у него взять нельзя, к сожалению. Пусть берут другие, если смелости хватает. Ведь вот Реньо¹ как будто и взял, и любил его, и восторгался им... да только, извините, остался французом. Я начинаю говорить ужасные вещи! Лучше остановиться.

Из письма В.В. Стасову. 9 июля 1876 г.

Примечания

1. Реньо Анри (1843—1871) — французский живописец, известный портретами и картинами на мифологические и библейские сюжеты.