Валентин Александрович Серов Иван Иванович Шишкин Исаак Ильич Левитан Виктор Михайлович Васнецов Илья Ефимович Репин Алексей Кондратьевич Саврасов Василий Дмитриевич Поленов Василий Иванович Суриков Архип Иванович Куинджи Иван Николаевич Крамской Василий Григорьевич Перов Николай Николаевич Ге
 
Главная страница История ТПХВ Фотографии Книги Ссылки Статьи Художники:
Ге Н. Н.
Васнецов В. М.
Касаткин Н.А.
Крамской И. Н.
Куинджи А. И.
Левитан И. И.
Малютин С. В.
Мясоедов Г. Г.
Неврев Н. В.
Нестеров М. В.
Остроухов И. С.
Перов В. Г.
Петровичев П. И.
Поленов В. Д.
Похитонов И. П.
Прянишников И. М.
Репин И. Е.
Рябушкин А. П.
Савицкий К. А.
Саврасов А. К.
Серов В. А.
Степанов А. С.
Суриков В. И.
Туржанский Л. В.
Шишкин И. И.
Якоби В. И.
Ярошенко Н. А.

Рыжий стрелец

До нас дошло семь изображений рыжебородого стрельца, предшествующих картине. Сопоставление подготовительных работ с окончательным образом позволяет проследить процесс его создания. Мысль об образе бунтаря, в котором с наибольшей силой было бы сконцентрировано активное противодействие стрельцов Петру, занимала Сурикова с самого начала работы. Это видно по первому эскизу картины. На переднем плане слева Суриков уже выделил фигуру сидящего на телеге стрельца, подчеркнув его горбоносый профиль, бороду клином и остроконечную шапку.

На этом рисунке дана только левая и средняя часть картины — для группы Петра и преображенцев не осталось места на листе. Однако в замысле Сурикова образ стрельца-бунтаря был связан как антитеза с образом Петра, что подтверждается интересным фактом. В Красноярском музее хранится лист, на котором Суриков перерисовал портрет Петра I с английской гравюры У. Фэйсорна, изображающей русского царя в год стрелецких казней1, а на обороте этого листа набросал горбоносый профиль непокорного стрельца. Даже эти беглые наметки свидетельствуют о том, что у Сурикова уже было свое представление о буйном стрельце и поэтому, приступая к поискам натурщиков, он довольно отчетливо знал, что хочет найти. Это подтвердил сам Суриков, рассказав: «А рыжий стрелец — это могильщик, на кладбище я его видел. Я ему говорю: «Пойдем ко мне, попозируй». Он уже было занес ногу в сани, да товарищи стали смеяться. Он говорит: «Не хочу». И по характеру ведь такой, как стрелец. Глаза глубоко сидящие меня пронзили. Злой, непокорный тип. Кузьмой звали. Случайность: на ловца и зверь бежит. Насилу его уговорил. Он как позировал, спрашивал: «Что мне голову рубить будут, что-ли?»2. Еще до того, как Суриков уговорил Кузьму позировать, в подготовительных работах уже наметились черты лица, которые оказались похожими на черты лица Кузьмы. Репин рассказывал: «Поразившись сходством намеченного им одного стрельца, сидящего в телеге, с зажженною свечею в руке, я уговаривал Сурикова поехать со мной на Ваганьковское кладбище, где один могильщик был чудо-тип. Суриков не разочаровался: Кузьма долго позировал ему, и Суриков при имени Кузьмы даже впоследствии с чувством загорался от его серых глаз, коршуничьего носа и открытого лба»3. Вероятно, могильщик Кузьма был не первым, а наиболее подходящим натурщиком для рыжего стрельца. Во всяком случае, при всем сходстве дошедших до нас семи этюдов, нельзя категорически утверждать, что все они сделаны с одного Кузьмы.

Интересны требования Сурикова к этюду с натуры, приведенные В. Никольским: «Этюд должен быть настолько точен, «чтоб в глазах двоилось»4. Поэтому художник в начале работы сочетает бережную передачу ее черт с постепенным нащупыванием существенных особенностей, важных для выразительности образа, основываясь на них в своих дальнейших поисках5.

Профиль рыжебородого стрельца. Набросок на обороте копии с гравюры В. Фэйсорна «Петр I». В., граф. кар. Красноярский краевой музей

На завершающих этапах работы Суриков опирается не только на последние этюды, но снова и снова просматривает весь накопленный материал, иногда возвращаясь к чертам характера, которые были им зафиксированы в более ранних этюдах, а затем оказались ослабленными или даже вовсе исчезнувшими. (Поэтому трудно и часто даже невозможно вытянуть все этюды Сурикова к образу в одну линию.)

Ранний этап поисков виден на этюде маслом Киевского музея6. Натурщик изображен в застегнутой косоворотке и в стрелецкой шапке. Его сильно скошеный лоб, торчащие вперед усы и борода образуют острый угол лица, что еще более подчеркнуто заломленным назад остроконечным верхом шапки. Плечи сутулые, покатые: очертания шеи и плеч еще не используются художником для выразительности образа. Брови сдвинуты, образуя на лбу складки, лицо хмурое, взгляд сердитый, но ему еще далеко до обжигающего взгляда рыжего стрельца. В целом этюд скорее передает тип и характер натурщика, чем состояние образа.

Рыжебородый стрелец. Этюд. Киевский музей русского искусства

В двух поясных изображениях натурщика, принадлежащих Третьяковской галлерее (рисунок и масло), Суриков ставит перед собой дальнейшую задачу. В карандашном рисунке7 он словно прощупывает каждый мускул, каждую морщинку, пристально изучая натуру и вместе с тем постепенно усиливая те черты, которые должны передать активность образа: дерзкий, злой характер стрельца. Эти акценты заметны в очертаниях лица и шапки. Профиль стал еще острее, сильнее сдвинуты брови, больше прищурены глаза, круче вырез ноздрей. Плечи не покатые, а поднятые, рубаха расстегнута, и мускулистая шея как бы рвется из ворота рубахи. В результате значительно усилилась активность стрельца, выявилось его волевое начало, в прищуренных глазах сверкнули неприязнь и озлобленность, но вместе с тем в образе не оказалось той внутренней напряженности, которая выражается во взгляде человека в момент, когда он смотрит в лицо смерти, и что придает его мыслям и чувствам особую значительность. Вследствие этого образ рыжего стрельца получился односторонним, несколько измельченным и не мог удовлетворить Сурикова, который в своей картине «торжественность последних минут хотел передать».

Этюд маслом8 представляется нам дальнейшим шагом художника от фиксации натурщика с «зерном» образа — к образу. Усиливая волевое начало, Суриков в этюде маслом не выписывает с такой же тщательностью мускулы и складки лица, а лепит его рельеф ударами кисти более обобщенно. Например, он отказался от нескольких морщин на переносице, заменив их одной глубокой складкой, отказался и от морщинок в углу глаз, на виске. Вместо этого художник обвел глаз темной линией, придав почти вертикальному зрачку выражение ненависти и ярости. Обобщая линию профиля, Суриков уменьшил свисающий чуб9. Верно намечена и идущая от носа вниз по щеке крутая морщина. Торчащие усы и борода угрожающе ощетинились; расстегнутый ворот косоворотки обнажил напряженную жилистую шею. Казалось бы, решение уже найдено, и образ рыжего стрельца может быть вписан в картину. Однако и на этот раз Суриков остался неудовлетворен и продолжал поиски. Чего же недостает образу стрельца в этом этюде? Сравнение его с окончательным изображением в картине показывает, что при всех достоинствах этюда стрелец слишком устремлен вовне; ему не хватает глубины и внутренней убежденности.

Стрелец в шапке. Этюд. 1879. Б., ит. кар. Третьяковская галлерея, инв. № 11299

Важным шагом в работе Сурикова над образом рыжего стрельца является фигурный этюд маслом10. Об этом этюде, который принадлежал В. Шмаровину и местонахождение которого неизвестно, мы можем судить только на основании фотографии. Может быть, этот этюд и есть то изображение «стрельца, сидящего в телеге с зажженною свечею в руке», которое поразило Репина сходством с могильщиком Кузьмой11. А может быть, это более поздний этюд, написанный уже с Кузьмы.

Видно, как глубоко прочувствовал и продумал Суриков каждою деталь и ту конкретную обстановку казни, которая должна была определить внутреннее состояние осужденного. Если на рисунке и этюде маслом во взгляде стрельца были только озлобленность и ненависть, то у сидящего в телеге стрельца в его широко раскрытом глазе появилось выражение ужаса от приближающегося момента казни. Вместе с тем активное начало не исчезло, а доведено до крайней степени исступления человека, готового кинуться на своего врага.

Однако образ рыжего стрельца сложнее и не сводится к порыву ярости, но имеет устойчивую основу — глубокую убежденность в правоте своих представлений (пусть во многом косных и ошибочных, но имеющих силу многовековых и казавшихся незыблемыми). Потому стрельцы, не дрогнув, сносили пытки и, не раскаиваясь, шли на казнь, что обладали духовной силой.

Стрелец в шапке. Этюд. 1879. Третьяковская галлерея, инв. № 6089

Работа Сурикова над этой важной гранью образа рыжебородого стрельца может быть прослежена на других этюдах.

На рисунке, принадлежащем семье художника, изображен мужской профиль с «коршунячьим носом» и глубоко сидящими светлыми глазами — думается, что позировал тут Кузьма12. Точно переданы голова, лицо и даже одежда, поддевка и обыкновенная высокая мерлушковая шапка. Видно стремление Сурикова как можно бережнее воспроизвести найденную им превосходную модель. И хотя здесь натурщик зарисован не в состоянии озлобления, а в спокойной, задумчивости, выражение запавшего глаза со «сверлящим» зрачком, плотно сжатый рот, складка между бровями намекают на то, что этому сложившемуся упрямому характеру знакомы и приступы ярости.

Рыжебородый стрелец. Композиционный этюд. Местонахождение неизвестно. Ранее принадлежал В. Шмаровину

Дальнейшая работа состояла в том, чтобы найти синтез разных граней образа — гневной активности и глубокой внутренней убежденности. Поиски такого синтеза видны в поясном рисунке стрельца со связанными руками13. Этот рисунок поражает виртуозным мастерством. Каждый штрих отличается точностью, уверенностью и вместе с тем удивительной легкостью, свободой выполнения. Художник в совершенстве использует и еле заметные касания, и нажимы карандаша, и растушку, и штриховку. Чувствуется, что в этом рисунке Суриков любуется красотой каждой линии, каждого пятна тени, наслаждается самим процессом создания выношенного и созревшего образа.

Очевидна связь этого рисунка, принадлежащего Третьяковской галлерее, с фигурным этюдом (из бывш. собрания Шмаровина).

Стрелец в шапке. Этюд. 1879. Б., граф. и черный кар. Третьяковская галлерея, инв. № 24174

Очевидна также связь этого рисунка с портретной зарисовкой задумавшегося натурщика (из собрания семьи художника); трудно сказать, был ли виртуозный рисунок стрельца со связанными руками сделан сразу же после портретной зарисовки Кузьмы в шапке и поддевке или же эта зарисовка была исполнена ранее, и художник впоследствии к ней вернулся (как он это часто делал), заметив там то, чего недоставало лицу стрельца на шмаровинском этюде. Но несомненно, что эта точная зарисовка задумавшегося натурщика многое подсказала решению образа в виртуозном рисунке (линия лба, переносица, горбатый нос, глаз, даже вырез ноздрей). В результате всех этих переработок образ стрельца внешне стал более спокойным, внутренне — более напряженным и сосредоточенным, а его линейно-пластическая форма вплотную приблизилась к окончательному решению в картине.

Теперь оставалось в этой четкой спокойной форме усилить внутреннее горение, что и делает Суриков на последнем рисунке — «голова стрельца в шапке»14. Повторив в точности уже найденный профиль, он несколькими безошибочными нажимами черного карандаша оттеняет веки, зрачок, изгиб брови и ноздри, что сразу же подчеркнуло в выражении лица ярость и ненависть, притом не как слепые, внезапно вспыхнувшие чувства, а как обусловленные глубокой внутренней верой в свою правоту и готовностью идти за нее на смерть.

Рыжебородый стрелец. Этюд. Б., граф. кар. Собрание семьи художника

При переносе этого окончательно найденного линейно-пластического решения на холст картины Суриков активно использует также погрудный этюд маслом Третьяковской галлереи, усиливая светом и цветом выразительность образа (тень вокруг глаз, блики, рефлекс от горящей свечи) и заимствуя из этого же этюда сильно скошеный лоб и торчащую вперед бороду.

В процессе работы над созданием рыжего стрельца Суриков усиливал экспрессивность и лаконизм образа. Однако лаконизм образа рыжего стрельца неразрывно связан с его содержательностью. Этот строгий, чеканный лаконизм был найден после огромной предварительной работы. Иными словами, лаконизм настоящего великого искусства есть результат, а не исходный пункт творческого процесса.

К сожалению, дошедшие до нас подготовительные материалы, относящиеся к образам других стрельцов, — сидящего спиной, чернобородого, седого, стрельца, прощающегося с народом, — очень немногочисленны и ограничиваются одним-двумя этюдами.

Голова стрельца в шапке. Этюд. Б., граф. кар. Третьяковская галлерея, об, л. 27176

В одних случаях (таких, например, как чернобородый стрелец) эти этюды относятся к самому последнему этапу работы и по существу не отличаются от окончательных образов в картине.

В других случаях (седой стрелец, стрелец, лежащий в телеге спиной к зрителю) этюды принадлежат к начальному этапу работы и фиксируют поиски положения фигуры, рук, складок одежды; головы же, изображенные на этих этюдах, не имеют ничего общего с окончательными образами в картине, для создания которых, по-видимому, были привлечены совершенно другие натурщики, но головные этюды с них до нас не дошли.

Примечания

1. Источником для этого рисунка Сурикову послужила гравюра с портрета Петра, сделанного во время его путешествия в Англию и подписанного: The Grand Czar of Moscovy. Drawn by the life since his Imperial Majesty came into England». Anno dom; 1698. W. Faithorne fee. (См.: Д.А. Ровинский, Подробный словарь русских гравированных портретов, т. III, Спб., 1888, стр. 1557, № 92.) Этот же портрет, заключенный в рамку и зеркально повернутый влево (как и на рис. Сурикова), был напечатан в книге J. C. (Joan Crull) The ancient and present state of Moscovy, London, 1698 (см.: Д.А. Ровинский, Подробный словарь русских гравированных портретов, т. III, № 94).

2. Максимилиан Волошин, Суриков. — «Аполлон», 1916, № 6—7, стр. 56.

3. И. Репин, В.И. Суриков. — «Биржевые ведомости» от 11—12 марта 1916 г.

4. В.А. Никольский, Творческие процессы В.И. Сурикова. М., 1934, стр. 11З.

5. Подобный прием характерен и для работы Сурикова над образом Меншикова (первый этюд с Невенгловского).

6. Рыжебородый стрелец. Этюд. Х., м. 31×25,5. Киевский музей русского искусства.

7. Стрелец в шапке. Этюд. 1879, Б., ит. кар. 38,5×29,8. Третьяковская галлерея, 11299; ранее был в собрании И.С. Остроухова.

8. Стрелец в шапке. Этюд. 1879, Х., м. 34×27. Третьяковская галлерея, 6089 (ранее был в Цветковской галлерее).

9. На этюде Киевского музея чуб свисал ниже. О подробностях изменений этюдов рыжего стрельца см. статью В. Кеменова «Экспрессия и содержание образа у Сурикова». — «Творчество», 1962, № 4.

10. Рыжебородый стрелец. Композиционный этюд. Х., м. Местонахождение неизвестно. Принадлежал В.Е. Шмаровину. Воспроизведен в журн. «Артист» (1891, № 16) и в кн. А. Новинкою «Передвижники и их влияние на русское искусство» (М., 1897).

11. Что такие этюды Суриков писал до того, как нашел натурщика в лице могильщика Кузьмы, подтверждается как свидетельством Репина, так и тем важным местом, которое отвел Суриков образу этого стрельца в первоначальном эскизе композиции «Утра стрелецкой казни». По воспоминаниям биографов Сурикова, мысль о написании картины возникла у него очень давно, еще в Красноярске (С. Глаголь) или же по дороге из Красноярска в Академию художеств (М. Волошин) Этим может быть объяснено замечание красноярца Крутовского, близко знавшего Сурикова: «Своего рыжего стрельца с бородой клином Василий Иванович нашел в Тобольске» (В. Крутовский, Некролог. Василий Иванович Суриков. — «Сибирские записки», Красноярск, 1916, стр. 177).

12. Рыжебородый стрелец. Этюд. Б., граф. кар. 16,2×11,5. Собрание семьи художника.

13. Стрелец в шапке. Этюд. 1879. Б., граф. и черн, кар. 28,2×19,2. Третьяковская галлерея, 24174.

14. Голова стрельца в шапке. Этюд. Б., граф. кар. 30,1×20,3. Третьяковская галлерея, 27176 (об.)

 
 
Портрет дочери Ольги с куклой
В. И. Суриков Портрет дочери Ольги с куклой, 1888
Автопортрет
В. И. Суриков Автопортрет, 1879
Вид на Кремль
В. И. Суриков Вид на Кремль, 1913
Портрет П. Ф. Суриковой (матери художника)
В. И. Суриков Портрет П. Ф. Суриковой (матери художника), 1887
Четвертый Вселенский Халкидонский Собор
В. И. Суриков Четвертый Вселенский Халкидонский Собор, 1876
© 2024 «Товарищество передвижных художественных выставок»